Попытку
изучения гендерных представлений
целесообразно начать с определения
общества и культуры. Эдвард Шилз
определяет общество (а мы, вслед за
Шилзом, определим точно также и
культуру) как «транс-временной феномен.
Оно не образуется бытием в данный
момент. Оно существует только через
время. Оно слагается посредством
времени» [цит. по: 11, с.86]. Возможно, с
первого взгляда это определение
несколько пространно, однако в
контексте данных рассуждений оно как
нельзя точно. Наши рассуждения о
гендерных представления основаны на
идеях Петера Штомпки [11], касающихся
традиций. Что же касается
представлений, то вполне можно
провести параллель между традициями и
представлениями, если конечно,
рассматривать первые в их
социокультурном аспекте. Также важно
отметить и то, что мы не будем
кардинально разделять общество и
культуру, так как их развитие не только
проходило параллельно, но постоянно
пересекалось. Пожалуй, мы даже
отождествляем эти понятия, так как «культурные
феномены являются социальными,
поскольку все они подчинены
коллективно санкционируемым
правилам», говорит Ф. Знанецки [цит. по:
11, с. 312]. «Местоположение
женщины в обществе обусловлено
культурой», отмечает Storm M. [19, p.203].
Итак,
из определения Э. Шилза мы можем
сделать вывод, что социум – это нечто,
находящееся в постоянном изменении,
следовательно, и его компоненты (в
данном случае это гендерные
представления) динамичны. Можно
выделить два основных взаимосвязанных
причинных механизма,
способствующих изменению гендерных
представлений: материальный (физический);
идеальный (психологический).
Под
материальным мы понимаем то, что
создано людьми на протяжении многих
тысячелетий, то, что можно осязать (постройки,
одежда, предметы быта), под идеальным же
то, что остается в памяти людей. И вот
здесь мы можем сказать о
взаимосвязанности этих двух
механизмов. Например, идеальной или
материальной считать информацию,
которая запечатлена в книге? С одной
стороны, книга, несомненно,
материальный носитель информации, а с
другой стороны, нам важна не книга как
издание, так как книга – это лишь
способ сохранения информации, а та
идеальная информация, которая лишь
запечатлена на бумаге. Этот нехитрый
пример показывает условность нашего
деления, от которого, однако, мы не
отказываемся.
В
нашем случае идеальным механизмом
изменения (или укоренения и
усугубления) гендерных представлений
можно считать из поколения в поколение
передающиеся идеи о материнском
призвании женщины, о том, что мужчина
опора и защита семьи и т.п. В качестве
материального доказательства этих
тезисов выступают, например, предметы,
найденные при археологических
раскопках (оружие, найденное в мужском
захоронении или предметы быта в
женском). И здесь важно отметить такой
факт: например, найденные в женском
саркофаге украшения обычно служат
доказательством «нормального» для
женщины стремления к самоукрашению,
оружию же, найденному
рядом с женщиной или придается мало
значения, или этот факт
интерпретируется как
несостоятельность женщины перед
врагом, и, следовательно, необходимость
в защите и обороне. Таким образом,
получается, что у человека практически
нет выбора, он предопределен
действовать и мыслить так, как
действовали и мыслили его далекие
предки. Возможно, такое заявление
кажется абсурдным, если рассматривать
его на уровне, например, технического
прогресса, что же касается гендерных
представлений, то это можно доказать,
проследив их динамику.
Самые
ранние гендерные представления можно
отнести к первобытному обществу, когда
женщина рассматривалась не иначе как
через ее репродуктивную функцию.
Естественно, нельзя умалить значимости
деторождения для всего человечества,
однако целесообразно отметить, что в
первобытном обществе принимались к
сведению лишь явные признаки, коим и
является способность к деторождению.
Постепенно происходило укоренение в
сознании этих представлений, дошедших
до нас почти без изменений. Однако если
тогда разделение труда по признаку
пола достаточно оправдано в связи с
узостью выполняемых работ, то сейчас
половая сегрегация носит
дискриминационный характер.
Итак,
мы выяснили, что в первобытном обществе
мужские и женские роли строго
дифференцировались, и с первого
взгляда этот процесс обусловлен
разницей между физическими
способностями. Но это не значит, что
женщина не могла нарушить
искусственную грань между мужским и
женским. Например,
у многих народов существовал обычай «трансформации»
женщины в мужчину. Если у родителей не
было сыновей, то младшую дочь начинали
воспитывать как сына [3]. Девочку
называли мужским именем, одевали в
мужское платье, поощряли занятия
спортом, не обучали ведению домашнего
хозяйства. Такая девушка не выходила
замуж, то есть ее женское естество
сводилось на нет (к тому же, выйди она
замуж – получится абсурд: как женщина
она должна подчиняться мужу, а как
мужчина – нет), зато мужчины общались с
ней на равных, она принимала участие в
различных мужских соревнованиях на
силу и ловкость, где нередко
становилась победительницей. То есть,
мы видим, что при соответствующем
воспитании женщина вполне может не
уступать мужчине, ее «природная
слабость» может отойти на задний план.
Проблема, пожалуй, лишь в том, что
мужчина не может допустить равенства.
Вернее равенство допускается лишь в
случае, когда женщина воспринимается
как равный, как мужчина, но не как
женщина.
Мы
предлагаем следующий вариант
возникновения существующего
неравенства. Изначально
человеческий род разделился на две
половины исходя из репродуктивной
функции. Гипотетически можно
предположить, что сначала мужчины и
женщины были одинаково задействованы в
производстве (добыча пищи,
осуществление безопасности и т.д.) и,
следовательно, были равны во всем,
из-за того, что женщина в силу
естественных причин (беременность,
роды), стала регулярно
на какое-то время выбывать из процесса
производства, то есть
меньше вкладывать в общинное
хозяйство, ее посчитали неравноправным
членом.
Возвели
же женщину в ранг неполноценного
существа в связи с тем, что в
первобытном обществе не придавалось
значения детям, о которых
мало заботились, считая
их лишь конкурентами в борьбе за
пропитание. Таким образом, получается,
что мужчина является производителем
пищи, то есть осуществляет жизнь себе и
другим (читай женщине, которая
производит пищи меньше и детям, которые
не производят ее вообще), женщина же
мало того, что в
свой «непродуктивный» для общества
период ничего (или меньше, чем хотелось
бы мужчине) не производит, она еще и
производит на свет еще одного
потребителя мужского труда.
Получается, что мужчина выступает
добытчиком, а женщина расточителем. К
тому же, женщина и ребенок пользуются
трудом мужчины, следовательно, они
вторичны. Вторичным же субъектам не так
важно поддерживать жизнь, как
первичным, не зря же мужчины всегда ели
первыми, а женщины и дети
довольствовались остатками. Да и
сейчас иногда можно
увидеть, как за столом
демонстративно мужчине кладут
порцию побольше, кусок пожирнее, так
как он кормилец.
Данное
предположение, однако, базируется
исключительно на том, что
мужчина и женщина существенно
различаются по физической силе и
репродуктивной функции, и,
следовательно, более сильный угнетает
более слабого. Если бы мы основывались
только на этих посылках, то нам
пришлось бы признать, что культура
следует за природой, «повинуясь
естественному разделению между
мужчиной и женщиной ... и поэтому
привязывает женщину к дому, где
выхаживается потомство, а мужчину
отпускает в мир, в общество?» [6,
с. 50].
Однако мы не можем игнорировать тот
факт, что хотя в большинстве культур в
разные времена доминировал мужчина,
иногда и женщина занималась «мужским»
ремеслом. Этнографы первыми заметили,
что у разных народов «существуют
значительные различия в понимании
социальных ролей, позиций, прав и
обязанностей мужчин и женщин», эти
различия варьируются в разных странах,
у разных этносов и «обусловлены
множеством факторов – как социальных,
так и внесоциальных (например,
географическими, климатическими,
биологическими) [9, с.27].
Так,
в древнем Египте мужчины ткали, а
женщины торговали на базаре.
У некоторых современных народов
Африки и Австралии женщины путем
собирательства добывают более
половины пищи, мужская же охота
приносит лишь 20-30% пищи. У филлипинского
народа агта женщины наравне с
мужчинами участвуют в охоте на крупных
животных. У балийцев (Индонезия)
полоролевые различия почти не заметны,
так как и мужчины, и женщины принимают
практически одинаковое участие во всех
сферах деятельности [12].
Таким
образом, мы видим, что в частном случае
женщина может принимать
традиционно мужскую роль и успешно
справляться с ней. И эти примеры
доказывают, что существующая половая
дифференциация ролей и, следовательно,
статуса, исключительно по
биологическим параметрам является
неправомерной. Первичное разделение на
мужское-женское происходит на основе
биологических (читай репродуктивных)
свойств, закрепляется в общественном
сознании и переходит на уровень
культурного.
Однако,
как мы отмечали выше, принятие
женщинами «мужских» ролей носит, во-первых,
несистематический характер (только
небольшое число примеров
свидетельствует о том, что женщина
функционирует в обществе наравне с
мужчиной), а во-вторых, мы упомянули, что
такое нетрадиционное разделение по
половому признаку обусловлено
различными причинами. Так, например,
недостаток пищи, суровые природные
условия, небольшое число мужчин (например,
после военных действий) или же социум
своей политикой заставляет женщин
работать, добывать пищу наравне с
мужчинами.
Таким
образом, мы видим, что теоретически
женщина может функционировать в
обществе наравне с мужчиной,
практически же во все времена
происходило регулярное угнетение и
принижение женщины.
Теперь
необходимо вернуться к началу наших
рассуждений об обществе и культуре, где
говорится, что общество слагается
посредством времени, то есть нет ничего,
что могло бы произойти беспричинно, все
имеет основание, а также нет ничего, что
происходило бы
бесследно. Так и изначально
примитивное отношение к женщине (которое,
кстати, простительно лишь для
первобытного общества) укоренилось в
сознании людей.
Что
же касается отношения к женщине, то, как
это уже видно из вышеизложенного, оно
не является однозначным. О.В. Митина [8],
проанализировав отношение к женщине в
разных культурах, предлагает 4 основных
образа женщины в различных культурах.
Мы же попытаемся не только
проанализировать эти образы, но и
подтвердить их историческими
примерами из различных культур.
1.
Женщина-мать;
2.
Женщина-колдунья-соблазнительница;
3.
Женщина-неизбежное зло;
4.
Женщина-тайна.
Мы
же считаем необходимым добавить еще
два образа женщины.
5.
Женщина-«тыл для мужчины»;
6.
Женщина-объект поклонения и
желания.
Итак,
женщина-мать.
Мать и кормилица богов и людей (мужчин?),
дающая почву под ногами. Символом этого
образа может быть Афина, Изида, Гера,
Астарта, Мокошь, Мария и другие
многочисленные матери богов.
Часто
встречаются типичные мифы о том, что
изначально в качестве богов, жрецов или
в доминирующей роли выступали женщины,
но потом по тем или иным причинам
ситуация изменилась в пользу мужчин.
Так, у народа коги (Южная Америка)
существует миф о богине-праматери
Гальчованг, которая
носила бороду и усы, создала первый
храм и сама совершала в нем ритуалы. Но
так как сыновья стали смеяться над ее
внешним обликом, она передала им бороду
и усы, а вместе с ними и сакральные
предметы, вход же в храм с тех пор
оказался закрыт для женщин.
Мифы яганов и алакалуф (Южная
Америка) говорят о том, что в эпоху
творения женщины совершали магические
ритуалы. Женщины подражали голосам
духов, а мужчины верили и исполняли и
свои, и женские хозяйственные
обязанности. Потом мужчины, узнав об
обмане, свергли женщин [1]. Среди
аборигенов Австралии распространено
несколько мифов
подобного характера. Например, что
когда-то священные предметы, тайные
церемонии находились во власти женщин,
но потом мужчины отняли или украли их у
женщин и вся магическая сила перешла
к мужчинам. Еще один миф говорит о
том, что женщины некрасиво или
неправильно исполняли обрядовые танцы,
за что мужчины отстранили их и стали
танцевать сами; или же наоборот,
танцевальные фигуры выходили у мужчин
угловато и неточно, пока женщины их не
обучили [13].
Что
же касается человеческой матери, то
практически во всех культурах мы
находим культ поклонения женщине-матери.
Роль женщины-матери очень высока. Так, «у
аптеков рожающую женщину
приветствовали как храброго воина, а
умершую родами
хоронили с теми же почестями, что и
павшего в битве героя» [4, с.71]. Чеченцы
считают способность к деторождению
священной, перед беременной женщиной
должны встать даже старики.
Однако авторитет
женщины «находится в прямой
зависимости от способности рожать
сыновей». [17,
с.98].
У тех же чеченцев до сих пор,
преклоняясь перед женщиной-матерью,
мотивируют свое преклонение: «Ведь она
ему сыновей родила» [15, с.40].
Естественно,
если женщина почитается только как «женщина-мать
сыновей» или же в крайнем случае как «женщина-мать
матери сыновей», то должны
существовать различные обряды и обычаи,
которые бы способствовали рождению
сыновей. Так, по старому южнокорейскому
обычаю, который распространен до сих
пор, свекор или свекровь должны бросить
в юбку новобрачной плод жужуба, который
символизирует мужское начало, что
является пожеланием ей родить побольше
сыновей [7].
Важно
также отметить тот факт, что воспевание
женщины-матери, пожелание новобрачной
родить сыновей не является лишь
красивым обычаем, традицией. Очень
часто к этому вопросу подходили
довольно прагматически. Желание
мужчины – иметь здоровых наследников,
которое скорее может дать здоровая
женщина. Следовательно, «при выборе
невесты обращалось внимание на те
внешние характеристики девушки,
которые могли бы свидетельствовать,
что она сможет родить здоровое
потомство» [10, с.18-19].
Не
всегда однозначно рассматривается
роль старшей женщины в семьи (чаще,
говоря об этом явлении, мы имеем в виду
Россию и Кавказ). С одной стороны, мы
видим, что старшая женщина имеет почти
неограниченную власть в доме, то есть
ее образ наводит на мысль о матриархате.
С другой стороны, «старшая» жена или
вдова главы семьи, мать его сыновей,
кроме того, она мать будущего хозяина
дома. Именно это поднимает авторитет
женщины не только среди женщин, но и
среди мужчин. Таким образом, «положение
«старшей» хорошо объяснялось
патриархальными реальностями, и нет
нужды относить его к числу остаточных
явлений матриархата» [5, с.19].
Женщина-колдунья-соблазнительница,
сбивающая мужчину с праведного пути.
Предположительно, возникновение такой
ипостаси женщины произошло следующим
образом. Женщина «способствовала»
мужской охоте (да и другим делам),
непосредственно не принимая в ней
участие (см. ниже). Так женщина
становится колдуньей. Что же касается
соблазнительницы, то здесь все еще
проще: естественно, женщина как
сексуальный объект привлекает мужчину,
сексуальное же влечение считалось
греховным (вспомним, хотя бы
средневековое христианство) и
обвинялся не мужчина как носитель
греха, а женщина («сосуд греховный»),
так как именно она является
первопричиной мужского греха. Да и в
более ранние времена картина была
неприглядной: мужчины боролись за
внимание женщины, последствия же таких
состязаний порой были самыми ужасными.
И опять была виновата женщина, так
как она была причиной раздора, она
сбивала мужчин с пути истинного.
Женщина-неизбежное
зло.
Символом здесь может быть Пандора,
открывающая свой ящик или женщина-разорительница
мужа. Отчасти этот тип сходен с
предыдущим, правда, можно внести
некоторые дополнения. На наш взгляд,
женщина стала «злом», причиной всех
несчастий из-за своего вторично-подчиненного
положения. Женщина была единственным
мало-мальски подходящим объектом, на
который можно свалить все несчастья.
Так, в случае неудачной охоте мужчины,
можно было обвинить женщину в том, что
она выходила из дому или сделала плохой
оберег (см. ниже).
Женщина-тайна,
чье поведение непредсказуемо. Такой
образ женщины скорее всего вытекает из
ореола тайны, окружающей процесс
деторождения. Сказывается также и
несколько неуравновешенное состояние
женщины в такие периоды.
Женщина-«тыл
для мужчины». Чтобы
проанализировать этот образ женщины,
необходимо вернуться к репродуктивной
функции женщины. Несомненно, процесс
деторождения являлся необъяснимой
загадкой. Все же, что не могло быть
объяснено, наделялось
сверхъестественной силой. Так и
женщина оказалась чем-то «надобычным».
Женщина получает
статус оберега для мужчины. Так, в
обряде охоты за головами у народов
Индонезии, женщины провожают мужчин на
охоту и дарят им обереги, кроме того,
они могут содействовать успешной охоте,
поддерживая в доме чистоту, а в очаге
постоянный огонь, при этом женщина не
должна давать взаймы утварь, не мыть
голову и не ходить в гости. Е.В.
Ревуненкова подчеркивает, что «вся
деятельность женщин во время охоты за
головами была направлена на поддержку
и сохранение жизненных сил мужчин» [11, с.162].
Так
как этот обряд не является чем-то из
ряда вон выходящим, проинтерпретируем
его относительно наших проблем. Во-первых,
женщина выполняет функцию оберега, так
как содействует охоте, непосредственно
не участвуя в ней и ее подготовке (мужчина
сам изготовляет оружие и сам охотится),
мало того, она еще является
изготовителем оберега, то есть берет на
себя магическую функцию. Но наиболее
интересным для анализа, на наш взгляд,
являются действия женщины во время
охоты. «Магические» действия женщины
направлены на создание достойного тыла
для мужчины: постоянный огонь
подразумевает приготовление пищи,
которая, будучи постоянно теплой, ждет
мужчину, ну, а чистота говорит сама за
себя. При этом женщина не должна
расточать то, что создано мужчиной (не
давать взаймы утварь), не должна
становиться объектом чужого внимания (выходить
из дому).
Заметим,
что мужчины, охотясь за головами,
доказывали свою силу, но часто такое
действо было необходимо для женитьбы.
Итак, для того чтобы жениться, мужчина
должен принести будущей жене, вернее ее
родителям голову убитого врага, будь то
человек или животное, чтобы доказать
свою силу, способность защитить и
прокормить не только себя, но и свою
семью.
Женщина-объект
восхищения, поклонения и желания.
Этот образ женщины существовал,
например, в Древней Греции, где женская
красота обожествлялась в скульптурах,
которыми украшались храмы, но в
реальной жизни женщина
рассматривалась лишь как домохозяйка,
«лишних» дочерей продавали,
подкидывали или же приносили в жертву.
В средние века процветал культ
прекрасной дамы, однако, на самом деле
положение женщины было бесправным [2].
Эпоха абсолютизма превозносила
женщину божеством, идеалом, венцом
творения, но обращали внимание лишь на
внешние проявления женской красоты.
«Когда говорили о женщине, первое и
главное, на что указывали, было
возможно более детальное описание ее
физического портрета. Если упоминается
о ее душе, то почти только постольку,
поскольку эти качества способны
увеличить степень ее эротического
воздействия на мужчину», отмечает Э.
Фукс [14, с.97]. Мы
видим, что за обожествлением женщины
стоит ее подчинение, интерес к ней
ограничивается сексуальным интересом.
Рассмотрение
образов женщины дало нам возможность
сделать вывод, что женщина в любой ее
ипостаси все-таки функционирует как
подчиненный объект. И это подчинение
женщины зарождающееся на основе
биологического различия женщины и
мужчины, закрепляется в культуре,
внедряется в сознание людей,
фиксируется в нем, заставляет человека
действовать определенным образом. Так,
«в патриархатном обществе существует
традиция организации и монополизации
частной собственности в пользу главы
семьи. Его имя, имя отца
детермининирует право собственности
на семью, включая жену и детей» [18, p.83].
Итак, в заключение
хотелось бы сказать, что определенное
развитие общества заставило
сформировать четкие гендерные
представления. Изначально гендерные
представления естественным образом
вытекали из условий и образа жизни,
постепенно образ жизни менялся, а
представления практически не
трансформировались.
Литература.
1.
Березкин Ю.Е. Южноамериканский
миф о свержении власти женщин //
Этнические стереотипы мужского и
женского поведения. СПб.: Наука, 1991. С.183-210.
2.
Бондаренко Л.Ю. Женщина в
обществе: традиции и перемены. Томск.:
Изд-во Томского ун-та, 1995. 38с.
3.
Брандт Г.А. Природа женщины.
Екатеринбург.: Изд-во Урал НАУКА, 1999. 154с.
4.
Делокаров К.Х. Женщина и
ценности западноевропейской
индустриальной цивилизации // ОНС. 2000.
№4. С.68-74.
5.
Думанов Х.М., Смирнов Я.С. Старые
и новые трактовки некоторых брачно-семейных
обычаев народов Кавказа //
Этнографическое обозрение. 1999. №4. С.18-27.
6.
Кулакова Н.Н. Отзыв на статью
Нэнси Рис «Гендерные стереотипы в
российском обществе: взгляд
американского этнограф» //
Этнографическое обозрение. 1994. №5. С.50-52.
7.
Ланьков А.Н. Современная
свадьба в южнокорейском городе. //
Этнографическое обозрение. 1997. №6. С.55-62.
8.
Митина О.В. Женское гендерное
поведение в социальном и
кросскультурном аспектах // ОНС. 1999. №3.
С.179-191.
9.
Пушкарева Н.Л. Как заставить
заговорить пол? (гендерная концепция
как метод анализа в истории и этнологии
// Этнографическое обозрение. 2000. №2. С.27-42.
10. Пушкарева
Н.Л. Мир чувств русской женщины в XVIII столетии // Этнографическое
обозрение. 1996. №4. С.17-30.
11. Ревуненкова
Е.В. Мужские и женские роли в обряде
охоты за головами у народов индонезии //
Этнические стереотипы мужского и
женского поведения. СПб.: Наука, 1991. С.159-170.
12. Рис
Н. Гендерные стереотипы в российском
обществе: взгляд американского
этнографа // Этнографическое обозрение.
1994. №5. С.44-50.
13. Тендрякова
М.В. Мужские и женские возрастные
инициации // Этнографическое обозрение.
1992. №4. С.29-41.
14. Фукс
Э. Иллюстрированная история нравов:
Галантный век. М.: ТЕРРА, Республика, 1996.
480с.
15. Чеснов
Я.В. Женщина и этика жизни в менталитете
чеченцев // Этнографическое обозрение.
1994. №5. С.34-44.
16. Штомпка
П. Социология социальных изменений. /Под
ред. В.А. Ядова; Ин-т «Открытое общество»,
М.: Аспект-пресс, 1996. 414с.
17.
Юрлова Е.С. Женщина в индийской
семье // Этнографическое обозрение. 1999. №1.
С.97-106.
18.
Lipovskaja
O. Time of changes // Prelude. New Women’s Initiatives in Central and
Eastern Europe and
Turkey
.
Bratislava
, 1995. P.44-47.
19. Storm
M. Girl TV // Processed Lives: gender and technology in everyday life.
Routledge.
London
and
New York
, 1997. P. 203-205. |